Заглянул вчера в «Гоголь-центр» на премьеру «Ученика» Кирилла Серебренникова. В 2014-м он поставил спектакль «(М)ученик» по пьесе немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга. Один из лучших спектаклей репертуара «Гоголь-центра» и, пожалуй, один из лучших в театральной карьере Серебренникова. Фильм же — не перенос на экран опробованных на зрителях мизансцен, а, скорее, новое прочтение хорошо знакомого материала. В конце концов, театр и кинематограф — разные виды искусства, один в один тут не сработаешь. Даже имея на то желание и намерение.

Главный герой — старшеклассник Вениамин Южин (Пётр Скворцов) — без видимых причин (поначалу все списывают случившееся на классический подростковый бунт) начинает сверять каждый свой шаг, поступок и слово с Библией. Он не просто приводит цитаты по поводу и без, а фактически говорит языком священного писания. Его гнев вызывает практически всё: мать-одиночка (Юлия Ауг), одноклассники, учительница биологии Елена Львовна (Виктория Исакова), состояние общества, и даже служители церкви. Единственным другом прозревшего Вениамина становится калека Гриша (Александр Горчилин). Тот тоже, кажется, готов уверовать в Христа, но для этого надо чуть-чуть подождать.

Серебренников анализирует природу религиозного фанатизма, гомофобии и антисемитизма. В их основе лежит страх перед Другим и страх Другого. Вместо того, чтобы принять или хотя бы попытаться понять другую точку зрения, другой способ существования и любую прочую инаковость, человек прячется в панцирь закостенелых догматов, используя их в качестве несокрушимых аргументов. Апелляция к Библии — не просто защитный механизм, а призыв к действию. Всё, что было сказано и написано две тысячи лет назад не может быть неправдой. Неправда (по Вениамину) вокруг, истина — в Евангелие. На подобной идеологии зиждется любая тоталитарная власть, только место Христа занимает живой человек, находящийся на верху социальной лестницы, не желающий вставать с насиженного места. Кругом враги, наша сила в единстве и прочий набор шаблонных манипуляций, используемых в таких случая, мало чем отличается от речей первых христианских святых. Только они власть (власть над умами) захватывали, а условный политический деятель её пытается сохранить, удержать. Во всём остальном — никакой разницы.

Если «Левиафан» Андрея Звягинцева критиковал не православие, а именно РПЦ, то «Ученик» обращён к фундаментальным категориям любой веры. Верую, ибо абсурдно, сказал когда-то не самый глупый человек Тертуллиан. И что на это можно возразить? Правильно. Ничего. Проблема возникает тогда, когда подобный принцип становится идеей-фикс отдельно взятого человека или сообщества людей.

Уже в «Измене» чувствовалось, что режиссёр Серебренников нашёл удобный для себя киноязык. «Ученик» эстетически этот киноязык развивает (не повторяет, а именно развивает). Это — и визуально, и по смысловой нагрузке — европейское кино самого высокого уровня. Тут можно (и нужно) спорить о частностях, но базовое качество проделанной работы не вызывает никаких вопросов и сомнений. Штучной выделки вещь.

Жизнь часто имитирует искусство. Достаточно открыть новостные ленты, чтобы понять: режиссёр Серебренников попал в точку, в яблочко. Грустная констатация, но для настоящего художника — высшая похвала.

Так вот про новый фильм Брюно Дюмона «В тихом омуте». Лето. 1910 год. Семейство буржуа ван Петегемов пребывает в свой загородный особняк. Красота дикой природы приводит их в восторг. Смущает лишь шумиха вокруг таинственных исчезновений, расследуют которые два дебиловатых детектива. Главными подозреваемыми становятся отец и сын Брефоры, осуществляющие переправу туристов по мелководной реке. Всех жертв так или иначе видели в их компании, но никаких доказательств у следователей нет. Положение усугубляет искра страсти, пробежавшая между отпрыском (одевающимся то мальчиком, то девочкой, что серьёзным образом затрудняет гендерную идентификацию) Петегемов и младшим Брефором.

Два года назад Дюмон снял мини-сериал «Малыш Кенкен», который по праву можно считать режиссёрской энциклопедией, вобравшей в себя все приёмы, темы и идеологемы, разрабатываемые великим французом на протяжении его творческой карьеры. «В тихом омуте» — своеобразный спин-офф, тематическое ответвление грандиозной работы 2014 года. Вновь детективное расследование, вновь сельская местность (впрочем, как раз её Дюмон любил и анализировал всегда), столкновение города и деревни, главные герои — сплошь идиоты (это не оскорбление, это констатация факта). Но если в «Кенкене» сатирические и абсурдистские нотки звучали в авторской партитуре лишь местами, то «Омут» — это гимн абсурдизму раблезианского масштаба.

Несмотря на вящую легкомысленность рассказываемой истории, Дюмона по-прежнему волнуют вопросы онтологического толка. В частности, проблема теодицеи и принципиальной непостижимости божественного замысла. Как и в своих куда более мрачных работах 2000-х годов («29 пальм», «Фландрия», «Хадевейх») француз продолжает фиксировать «белые пятна» бытия, не поддающиеся расшифровке. Таким белым пятном может стать что угодно. Например, исчезновение человека. И причина этого исчезновения уже не важна. Это данность, свершившийся факт, моментально превратившийся в аксиому.

Но это, конечно, и сатира. Сатира на всё, всех и вся: буржуазию, религию, пролетариат, марксизм и мистицизм. В «Кенкене» Дюмон озорно ухмылялся, в «Омуте» он экзальтированно хохочет, но хохот этот мамлеевского свойства, страшный и потусторонний. Смотреть новый фильм Дюмона действительно весело и занятно. Его юмор пронзителен, но это юмор висельника, знающего, что конец света наступит почти сразу после того, как его вздёрнут на рее.

Если вдуматься, философская доктрина француза проста: одни люди-идиоты ищут Бога там, где его нет. Другие люди-идиоты не ищут его вовсе. И, как это не парадоксально, именно вторые ближе к правильному ответу. Если этот ответ, конечно, вообще существует. Об этом Дюмон умалчивает. Но не потому что не знает (уж какие-то версии у него наверняка имеются), а потому что осознанно отдаёт бразды правления в данном вопросе своим зрителям. И это, надо признать, мудрейшее из возможных решений.