Пленницы

Ожидая «Прибытия» Вильнёва, захотелось поговорить о его ранних, канадских работах. Например, «Политехе» (хотя и «Водоворот» очень хорош, где рассказчиком выступает разделываемая на столе рыба). Фильм основан на реальных событиях, и посвящён трагедии, случившейся 6 декабря 1989 года в Политехническом институте Монреаля. В тот день Марк Лепин застрелил 14 женщин и покончил жизнь самоубийством. В предсмертной записке свой поступок он объяснил ненавистью к феминизму.

Шестью годами ранее («Политех» вышел на экраны в 2009 году), в 2003-м, на схожую тему высказался Гас Ван Сент («Слон»). И нет никаких сомнений в том, что Вильнёв видел работу старшего коллеги по цеху. Как и Ван Сент, канадец выступает в роли режиссёра-наблюдателя. Он фиксирует события, а не повествует о них. Однако, сама повествовательная структура (и выбранная чёрно-белая эстетика, что всегда требует дополнительной проработки) — значительно сложнее и объёмней.

Вильнёв складывает внушительную мозаику, построенную по принципу зеркальной комнаты. Судьбы главных героев (их трое) имеют многочисленные лакуны, но показанное, тем не менее, создаёт необходимый фон, контекст. При желании режиссёру и вовсе можно выставить претензию: снимаете, господин хороший, о трагических событиях, а внятно ничего ведь и не проговариваете, всё какими-то междометиями и томными паузами обходитесь. Претензия эта, впрочем, скажет больше о зрителе, её озвучившем, нежели о Вильнёве. Он-то как раз чётко знает, чего именно хочет. Хочет и делает, визуализирует на экране.

«Политех» — фильм не о конкретно взятом женоненавистнике, а о природе Зла, которое сидит глубоко внутри каждого из нас. И если совладать с ним уже невозможно, проблема психологическая (и экзистенциальная) трансформируется в проблему социальную. Со всеми ужасными последствиями.

После «Политеха» Дени Вильнёв снял великий фильм «Пожары», после чего был рекрутирован на голливудское поле чудес, где неплохо и комфортно себя чувствует. Редчайший случай! Его инструментарий, пожалуй, уступает инструментарию Содерберга (ещё одного автора, сумевшего идеально вписаться в бездушную студийную машинерию, оставшись при этом самим собой), но свои навыки и умения он отточил до возможного предела. Холодная математичность построений прекрасно сочетается с внутренней эмоцией повествования. В этом знал толк маэстро Кубрик. Что-то подсказывает, что Стэнли (как и всем нам) работы Вильнёва пришлись бы по вкусу.